Помилованный убийца
Джана Фишана Хана спросили о преодолении враждебности по отношению к суфиям, проявляемой без причины столь многими людьми.
Он ответил: - Жил когда-то король, который схватил человека, пытавшегося убить его.
Поскольку король был связан клятвой никогда никого не приговаривать к смерти, он не казнил преступника.
Вместо этого он придумал следующее. Он отослал этого человека к его повелителю с таким посланием:
"Мы схватили этого человека при попытке убить нашего короля. Помиловав его, мы отсылаем его к вам, поздравляя вас с тем, что в вашем распоряжении есть столь преданный слуга.
Когда этот человек достиг дворца своего монарха, он был немедленно казнен.
Казнили его не за то, что он не исполнил возложенного на него поручения, а потому, что его повелитель не мог поверить, что совершивший покушение может быть прощен и освобожден невредимым.
Поэтому было решено, что он купил свою свободу, пообещав сделать нечто - может быть даже погубить своего короля!
Джан Фишан продолжил: - Когда мы пытаемся научить человека, как быть уравновешенным, мы не можем обвинять его в неуравновешенности. Его поведение лишь подчеркивает необходимость нашей работы. Если бы он был иным, нам нечего было бы делать. Следовательно, жестокость человека и разрушение им того, что для него жизненно необходимо - его повседневная деятельность. Более чем вероятно, что он будет считать суфиев плохими, ибо он почти всегда действует против своих истинных интересов.
Не сказано ли древними, что "Когда человек начинает понимать суфия, больше нет "суфиев" и "других людей"?
Диспут с учёными
Сообщают, что у Бахауддина Накшбанди спросили:
– Почему вы не дискутируете с учёными? Такой-то мудрец регулярно это делает, неизменно приводя учёных в полное замешательство, а своих учеников в восхищение.
Он ответил:
– Найдите тех, кто ещё помнит времена, когда я тоже спорил с учёными, и спросите у них. Я всегда с относительной легкостью разрушал их убеждения и их воображаемые доказательства. Те, кто присутствовал на тогдашних многочисленных собраниях, поведают вам об этом. Но однажды человек, более мудрый, чем я, сказал:
“Ты настолько часто и предсказуемо стыдишь людей языка, что в этом процессе есть определённая монотонность. И это главным образом всё – ведь он не ведёт ни к какой конечной цели, поскольку учёные не достигают понимания и продолжают делать ошибки после того, как их позиции были разбиты.”
Он добавил:
“Твои ученики находятся в состоянии постоянного изумления твоими победами. Они научились восхищаться тобой. Вместо этого им следовало бы воспринять относительную бесполезность и отсутствие значимости твоих оппонентов. Таким образом, в победе ты потерпел поражение, скажем, на четверть. Изумление учеников также отнимает у них много времени, тогда как за это время они могли бы разобраться в чём-нибудь стоящем. Поэтому ты потерпел поражение, пожалуй, ещё на четверть. Две четверти равны одной половине. У тебя осталась половина шанса.”
Это было двадцать лет назад. Вот почему на учёных я не обращаю внимания ни своего, ни других. Ни ради победы, ни ради поражения. Время от времени можно наносить удары мнящим о себе учёным, чтобы продемонстрировать их пустоту ученикам – как бы стуча по пустому горшку. Делать большее является одновременно как тратой времени, так и приданием интеллектуалам важности: им ведь предоставляешь даровое внимание, которого они наверняка не добились бы сами
|