Забава

А. Веселый

Отрывок из романа «Гуляй, Волга!»

День за днем идет, как трава растет. Год за годом идет, как вода текст...
Самые старые старики сказывали, будто в давних годах под тем вон горелым осокорем жил рыбак Дорофейка с дочкой Забавушкой.
Дорофейка рыбу ловил, дочку кормил. Забава m пи¬во варила, портки на батю мыла да все на бережке посиживала — на воду глядела, воду слушала, казака-бурлака Игнашку поджидала.
И такая-то ли гожая да голосистая девка росла,— сокол спускался из-под облак слушать песню ее, и осетры выплывали со дна реки зреть на ее красоту.
А за горами в шатре с золотой кистью жил татарский державец Чарчахан. Слыл он славой и богатством, лихой был аламанщик, не чаял ни коней своих изъездить, ни удаль свою размыкать, а вот как делу быть, и он попал в перетурку.
Объезжал Чарчахан кобылу Подыми-Голову, и вынеси она его на Волгу. Увидал татарин Забаву — ахнул. И черти в горах Соколиных, передразнивая его, ахнули. Борода его, крашеная, от радости сразу начала в кольца завиваться... Хлестнул он кобылу, залился к своему кочевью и песню басурманскую залотошил.
Наутро опять приехал:
— Молодуха, дай испить.
Девка ему и говорит:
— Лакай, Волга большая, а ковша поганить тебе не дам.
Сказала так-то да и пошла.
Поглядел ей Чарчахан вслед, крикнул:
— Аида, баская, со мной! Будешь кумыс пить, салму и бешбармак ашать, меня целовать...
— Тьфу!
— Будешь жить со мной в хороше да в радости. Большой шатер, золотые махры...
— Тьфу!
— Подарю тебе сапожки казанских козлов — окованный носок, серебряна подковка...
— Тьфу!
— Подарю бухарский кушак с кистями, как поток...
Повела на него девка серым глазом и еще плюнула.
Урезал Чарчахан плетью кобылу свою Подыми-Голову и погнал ее во всю ноздрю лошадиную, грива стоем встала.
Не спится татарину, не лежится.
Чуть заря занялась, как бурей понесло его опять на Волгу.
— Во сне тебя видал, — говорит, а самого ровно бересту на огне ведет. — Во сне видал — смеялся, проснулся — заплакал...
— Тьфу!
— Снаряжу караван с товарами, и поедем мы с тобой из земли в землю. Ты будешь там, где буду я. И я буду там, где будешь ты. Ветра всех степей будут обдувать нас, будем пить воду из всех колодцев. Солнце поведет нас через горы и пустыни, звезды будут указывать нам дорогу. На привале мокрым рукавом ты оботрешь мне подмышки и пузо, разуешь меня, раскуришь кальян да ляжешь со мной...
— Тьфу!
— С тобой никакая беда не сокрушит меня, как ключ, бьющий из-под камня, не разрушает гору. Будешь пить со мной из одной чаши, есть от одного куска, дыхание свое мы будем смешивать в одно. Мои богатства — твои богатства. Последнее пшеничное зерно раскушу пополам и половину отдам тебе...
Вспомнила Забава бурлака Игнашку, и заиграло в ней...
— Ох, — говорит, — злее зла мне честь татарская! Откачнись, окаянный, не улещай! Мила мне моя сторона русская. Никуда я с Волги не пойду, не поеду.
Раззадорился Чарчахан:
— Подыму народы свои, велю рыть новое русло и Волгу, как верблюда за повод, поведу за собой в пески Монголии, и куда бы мы ни заехали — Волга, сверкая, покатится у наших ног...
Много чего он сулил — не сдалась девка на его упросы.
Уехал — туча тучей.
Малое время спустя налетела на рыбачий стан татарва. Рыбака Дорофейку с камнем на шее метнули в омут раков ловить, а Забаву уволокли с собой.
— Корись! — говорит Чарчахан.
— Корись, девка, силе и славе моей.
Девка ухом не ведет и отвечает:
— За стыдное и за грех почитаю некрещеного любить.
И стала она просить, чтоб отпустил ее. Долго думал Чарчахан и выдумал:
— Пущу тебя на вольную волю, коли сделаешь, что велю.
— Загадывай.
— Видишь озеро! Перетаскай его ведрами в Волгу, и тогда пущу тебя.
Согласилась Забава.
День за днем идет, как земля гудет. Год за годом идет, как метель метет...
Бурлак Игнашка то ль в гульбу пошел, то ль аркан азиятца увлек его в дальнюю сторонку.
Забава протоптала через гору тропку в человеческий рост. Птицы склевывали ее слезы, ветер раздувал тоску. Она стала старухой, пока таскала озеро.
Чарчахан в те поры кочевал с ордой на Иргизе-реке. Ему сказали — не поверил. Приехал и, дивясь, зашел в заросшее травой сухое озеро.
И вот — каждому на рассужденье, кто хочет верит, а кто и нет — поднялись все слезы, выплаканные девкой, и в них утонул татарский державец...