Рассказывают также, что Хишам, сын Абд аль Мелика ибн Мервана как то был на охоте и вдруг увидел газеленка. И он погнался за ним с собаками и, преследуя газеленка, увидал юношу из арабов кочевников, который пас овец. «О юноша, перед тобой этот газеленок, он убежал от меня», – сказал Хишам, и юноша повернул к нему голову и молвил: «О, значения лучших не знающий, ты посмотрел на меня глазом умаляющим и заговорил со мною речью унижающей! Речью притесняющего твоя речь была, а поступки твои – поступки осла». – «Горе тебе, разве ты меня не знаешь?» – воскликнул Хишам. И юноша ответил: «Тебя я узнал, ибо невежей ты себя показал, сказав мне все это прежде привета!» – «Горе тебе – я Хишам ибн Абд аль Мелик!» – воскликнул Хишам. И кочевник ответил: «Аллах не приблизь твой родной край и твоей могиле жизни не дай! Как много ты сказал и как мало уважения показал!»
И не закончил халиф своих слов, как воины окружили его со всех сторон, и все вместе сказали: «Мир тебе, о повелитель правоверных!» – «Сократите свои речи и стерегите этого юношу!» – сказал Хишам. И юношу схватили. Увидев так много царедворцев, везирей и вельмож царства, он не обратил на них внимания и не спросил про них, но опустил подбородок на грудь и смотрел туда, куда ступала его нога, пока не подошёл к Хишаму. И он остановился перед ним, и опустил голову к земле, и молчал, не приветствуя и воздерживаясь от слов. И один из слуг сказал ему: «О собака среди арабов, что мешает тебе пожелать мира повелителю правоверных?»
И юноша обернулся к слуге, гневный, и воскликнул: «О седло для осла, этому препятствует длина пути, и я вспотел, когда пришлось по ступенькам вверх идти!» И Хишам вскричал (а гнев его увеличился): «О юноша, ты явился в день, когда пришла твоя пора и одежда от тебя ушла, и жизнь твоя истекла!» – «Клянусь Аллахом, о Хишам, – воскликнул юноша, – если время моё суждено сократить, то срок уже нельзя продлить, и ни малым, ни многим не могут твои речи мне повредить!» – «Или ты достиг такой степени, о сквернейший из арабов, что ты отвечаешь повелителю правоверных на каждое слово словом?» – воскликнул царедворец, и юноша поспешно ответил: «Да поразит тебя наважденье, и да не оставит мученье и заблужденье! Или не слышал ты, что сказал Аллах великий: „В тот день, когда придёт всякая душа, оспаривая, чтобы защитить себя?“ И тут Хишам поднялся, сильно разгневанный, и воскликнул: „Эй“ палач, ко мне с головой этого юноши! Он много говорит о том, чего никто не вообразит!»
И палач взял юношу, и привёл его на ковёр крови, и обнажил меч над его головой, и сказал: «О повелитель правоверных, это твой раб, сам собою кичащийся и к могиле своей стремящийся. Отрублю ли я ему голову, не ответственный за его кровь?» – «Да», – сказал Хишам. И палач спросил у него позволения второй раз, и Хишам ему позволил. И палач спросил позволения в третий раз, и юноша понял, что, если Хишам на этот раз позволит ему, палач его убьёт. И он засмеялся, так что стали видны его клыки, и Хишам разгневался ещё больше и воскликнул: «О юноша, я думаю, ты помешанный! Не видишь ты разве, что расстаёшься с земной жизнью? Как же ты смеёшься, вдеваясь над собой?»
«О повелитель правоверных, – ответил юноша, – если жизни моей суждено продлиться, то ни малое, ни многое те может мне повредить! Но мне пришли на память стихи, – выслушай их, – убить меня ты успеешь». – «Говори и будь краток!» – воскликнул Хишам.
И юноша произнёс такие стихи:
«Говорили мне, что однажды сокол вцепился вдруг
В воробья в пустыне, что пригнан был судьбою»
И промолвил тут воробей в когтях того сокола
И он, в него вцепившись, уносился:
«Тебе подобный сыт не будет от меня,
А коль съешь меня, то поистине ведь мал я».
Улыбнулся сокол, в самом себе уверенный,
Из кичливости, и спаслась тогда пичужка».
И Хишам улыбнулся и воскликнул: «Клянусь моим родством с посланником Аллаха – да благословит его Аллах и да приветствует! – если бы он произнёс эти слова в первую же минуту и потребовал чего нибудь, что меньше халифата, я бы, право, дал это ему! Эй, слуга, набей ему рот драгоценностями и дай ему хорошую награду!»
И слуга дал кочевнику великолепный подарок, и кочевник ушёл своей дорогой.
