На море на океане, на острове Буяне есть бык печеный. В одном боку у быка нож точеный, а в другом чеснок толченый. Знай режь, в чеснок помалкивай да вволю ешь. Худо ли? То еще не сказка, а присказка. Сказка вся впереди. Как горячих пирогов поедим да пива попьем, тут сказку поведем. В некотором царстве, в некотором государстве жила-была бедная молодица, пригожая вдовица с сыном. Парня звали Иваном, а по-уличному кликали Иван - вдовий сын. Годами Иван - вдовий сын был совсем мал, а ростом да дородством такой уродился, что все кругом диву давались. И был в том царстве купец скупой-прескупой. Первую жену заморил купец голодом; на другой женился - и та недолго пожила. Ходил купец опять вдовый, невесту приглядывал. Да никто за него замуж нейдет, все его обегают. Стал купец сватать вдовицу.
- Чего тебе без мужа жить? Поди за меня. Подумала, подумала вдовица:
"Худая про жениха слава катится, а идти надо. Чего станешь делать, коли жить нечем! Пойду. Каково самой горько ни приведется, а хоть сына подращу". Сыграли свадьбу. С первых дней купец невзлюбил пасынка: и встал парень не так, и пошел не так... Каждый кусочек считает, сам думает: "Покуда вырастет да в работу сгодится, сколько на него добра изведешь! Этак совсем разорюсь, легкое ли дело?". Мать убивается, работает за семерых: встает до свету, ложится за полночь, а мужу угодить не может. Что ни день, то пуще купец лютует. "Хорошо бы и вовсе, - думает, - от пасынка избавиться". Пришло время ехать на ярмарку в иной город. Купец и говорит:
- Возьму с собой Ивашку - пусть к делу привыкает да и за товарами доглядит. Хоть какая ни есть, а все польза будет. А сам на уме держит: "Может, и совсем избавлюсь от него на чужой стороне". Жалко матери сына, а перечить не смеет. Поплакала, поплакала, снарядила Ивана в путь-дорогу. Вышла за околицу провожать. Махнул Иван шапкой на прощанье и уехал. Ехали долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли, заехали в чужой лес и остановились отдохнуть. Распрягли коней, пустили пастись, а купец стал товары проверять. Ходил около возов, считал и вдруг как зашумел, заругался:
- Одного короба с пряниками не хватает! Не иначе как ты, Ивашка, съел!
- Я к тому возу и близко не подходил! Пуще купец заругался: - Съел пряники, да еще отпирается, чтоб тебя леший, такого-сякого, взял! Только успел сказать, как в ту же минуту ельник-березник зашумел, затрещал, все кругом затемнело, и показался из лесной чащи старик, страшенный-престрашенный: голова как сенная копна, глазищи будто чашищи, в плечах косая сажень и сам вровень с лесом.
- За то, что ты отдал мне, лешему, парня, получай свой короб! Кинул старик короб, подхватил Ивана - и сразу заухало, зашумело, свист да трескоток по лесу пошел. Купец от страху под телегу пал. А как все стихло, выглянул и видит: кони на поляну сбежались и дрожмя дрожат, гривы колом стоят, и короб с пряниками лежит. Купец помаленьку пришел в себя, выполз из-под телеги, огляделся - нигде нету пасынка. Усмехнулся.
- Вот и ладно: сбыл с рук дармоеда, и товар весь в целости. Стал коней запрягать. А Иван - вдовий сын и оглянуться не успел, как очутился один со страшным стариком. Старик и говорит:
- Не бойся. Был ты Иван вдовий сын, а теперь - мой слуга на веки веков. Станешь слушаться - буду тебя поить-кормить: пей, ешь вволю, чего душа просит, а за ослушание лютой смерти предам. - Мне бояться нечего - все равно хуже, чем у отчима, нигде не будет. Только вот матери жалко. Совсем она изведется без меня. Тут старик свистнул так громко, что листья с деревьев посыпались, цветы к земле пригнулись и трава пожухла. И вдруг, откуда ни возьмись, стал перед ним конь. Трехсаженный хвост развевается, и сам огромный-преогромный, будто гора. Подхватил леший Ивана, вскочил в седло, и помчались они, словно вихрь.
- Стой, стой, - закричал Иван, - у меня шапка свалилась!
- Ну, где станем твою шапку искать! Пока ты проговорил, мы пятьсот верст проехали, а теперь до того места - уже целая тысяча. Через мхи, болота, через леса, через озера конь перескакивал, только свист в ушах стоял. Под вечер прискакали в лешачье царство. Видит Иван: на поляне высокие палаты, а вокруг забором обнесены из целого строевого лесу. В небо забор упирается, а ворот нигде нету. Рванулся конь, взвился под самые облака и перескочил через изгородь. Леший коня расседлал, разнуздал, насыпал пшеницы белояровой и повел Ивана в палаты:
- Сегодня сам ужин приготовлю, а ты отдыхай. Завтра за дело примешься. С теми словами печь затопил, семигодовалого быка целиком зажарил, выкатил сорокаведерную бочку вина:
- Садись ужинать! Иван кусочек-другой съел, запил ключевой водой, а старик всего быка оплел, все вино один выпил, и спать завалился. На другой день поднялся Иван раненько, умылся беленько, частым гребешком причесался. Все горницы прибрал, печь затопил и спрашивает:
- Что еще делать?
- Ступай коней, коров да овец накорми, напои, потом выбери десяток баранов пожирнее и зажарь к завтраку. Иван за дело принялся с охотой, и так у него споро работа пошла - любо-дорого поглядеть! Скоро со всем управился, стол накрыл, зовет старика:
- Садись завтракать! Леший парня нахваливает:
- Ну, молодец! Есть у тебя сноровка и руки, видать, золотые, только сила ребячья. Да то дело поправимое. Достал с полки кувшин:
- Выпей три глотка. Иван выпил и чует - сила у него утроилась.
- Вот теперь тебе полегче будет с хозяйством управляться. Поели, попили. Поднялся старик из-за стола:
- Пойдем, я тебе все здесь покажу. Взял связку ключей и повел Ивана по горницам да кладовым.
- Вот в этой клети золото, а в той, что напротив, серебро. В третью кладовую зашли - там каменья самоцветные и жемчуг скатный и четвертой - дорогие меха: лисицы, куницы да черные соболя. После того вниз спустились. Тут вин, медов и разных напитков двенадцать подвалов бочками выставлено. Потом снова наверх поднялись. Отворил старик дверь. Иван через порог переступил да так и ахнул. По стенам развешаны богатырские доспехи и конская сбруя. Все червонным золотом и дорогими каменьями изукрашено, как огонь горит, переливается на солнышке. Глядит Иван на мечи, на копья, на сабли да сбрую и оторваться не может.
"Вот как бы, - думает, - мне те доспехи да верный конь!" Повел его леший к самому дальнему строению. Подал связку ключей:
- Вот тебе ключи ото всех дверей. Стереги добро. Ходи везде невозбранно и помни: за все, про все с тебя спрошу, тебе и в ответе быть. Указал на железную дверь:
- Сюда без меня не ходи, а не послушаешь - на себя пеняй: не быть тебе живому. Стал Иван служить, свое дело править. Жили-пожили, старик говорит:
- Завтра уеду на три года, ты один останешься. Живи да помни мой наказ, а уж провинишься - пощады не жди. На другое утро, ни свет, ни заря, коня оседлал, через забор перемахнул - только старика и видно было. Остался Иван один-одинешенек. Слова вымолвить не с кем. Прошел еще год и другой - скучно стало Ивану: "Хоть бы одно человеческое слово услышать, все было бы полегче". И тут вспомнил:
"Что это леший не велел железную дверь открывать? Может быть, там человек в неволе томится? Дай-ка пойду, взгляну, ничего старик не узнает". Взял ключи, отпер дверь. За дверью лестница - все ступени мохом поросли. Иван спустился в подземелье. Там большой-пребольшой конь стоит, ноги цепями к полу прикованы, голова кверху задрана, поводом к балке притянута. И видно: до того отощал конь - одна кожа да кости. Пожалел его Иван. Повод отвязал, пшеницы, воды принес.
